Severity: 8192
Message: Non-static method CMSFactory\BaseEvents::runFactory() should not be called statically, assuming $this from incompatible context
Filename: core/core.php
Line Number: 523
фотографии интерьера и портрет © Иван Сорокин
В твоей студии очень мощная архитектура. Создавая интерьер, ты стремилась ее приглушить или подчеркнуть?
Ю.Ч. Да, архитектура на самом деле мощная, чего стоит один только парапет, огражденный огромными балясинами с обелисками по краям.
Наша студия находится в дореволюционном здании на Большом проспекте Петроградской стороны, в доме гражданского инженера Е. И. Гонцкевич, построенном в 1914г.
К проектированию он привлек известного архитектора А. Е. Белогруда, а также С. Ю. Красковского. Белогруд более известен как архитектор дома Розенштейна (театр А. Миронова).
После завершения строительства зодчий сам жил в нашем доме с 1914 до 1933 года. И в его квартире–мастерской сейчас работаем мы.
Благородные руины?
Ю.Ч. На момент покупки помещение мансарды, которое мы сейчас занимаем, было в ужасном состоянии, но увидев нестандартную планировку – холл с колоннами, а потом и четырехметровое панорамное окно, переходящее в стеклянную крышу и освещающее пространство со сложным сводчатым потолком, сопряженным с высоким прямоугольным, я уже не сомневалась в выборе: для меня свет не менее важен, чем интерьер. Свет делает архитектуру живой, к тому же как художник я всегда любила писать натюрморты и портреты, и прекрасный дневной свет развеял все сомнения.
Но как интерьерщик ты все-таки внесла свой вклад?
Ю.Ч. Квартира эта удивительным образом после всех перипетий истории осталась нетронутой – с планировкой, которую задумал автор. Я ее оценила по достоинству и практически ничего менять не стала: по сути, интерьер надо было чуть усовершенствовать с технической точки зрения. Мне хотелось создать современный интерьер, но при этом отдать дань истории здания, его магии, сохранить декоративные детали, реконструировать утраченные и показать нашу работу как пример правильного отношения к исторической среде. Решения главным образом были направлены на то, чтобы подчеркнуть архитектуру здания, установить связь между фасадом в стиле ретроспективизма и квартирой на его верхнем этаже.
Звучит скромно…
Ю.Ч. Проектом я горжусь, потому что очень уважительно отнеслась к существующей конструкции. Мы отреставрировали металлическое витражное окно, восстановили лепнину и пол, устранив последствия протечек. Выбрали цветовую гамму, находящуюся в самой сдержанной области палитры: это серый, прекрасный фон для сложных интерьеров: он как нельзя лучше объединяет пространство, не дробя его и делая значимым, и становится прекрасным фоном для мебели, картин, фотографий, не случайно он считается «музейным».
Здесь ощущается и связь с традицией, и любовь к искусству. Но, вместе с тем, некоторая дерзость. Это наследственное?
Ю.Ч. В том числе. Это наш город, классическое художественное образование и, во многом, семья.
Я училась в художественной школе на Фонтанке, начиная с 11 лет каждую неделю ходила в Эрмитаж, где лекции по истории искусств нам читали прямо в залах. Потом поступила в художественное училище им. В. Серова (сейчас им. Рериха), была вольнослушателем в Академии Художеств, а затем закончила ЛВХПУ им. Мухиной, (ныне Академия им. Штиглица).
И слушала рассказы бабушки, которая устраняла в моем сознании разрыв связи времен. Первые знания об интерьерах и устройстве жизни я получила от нее. Бабушка, рассказывала, как были устроены комнаты в имении, где она жила до 9 лет, и квартире ее отца, инженера-электрика, который работал над электрификацией России (после революции труд его группы назвали планом ГОЭЛРО). Из ее рассказов я узнала многое, например, что ширмы – шпалеры со вставками из стекла, дополненные кашпо с домашними цветами, присутствовали в интерьерах не только для эстетики, но и для защиты от сквозняков.
У бабушки были интересные корни, она принадлежала к двум родам, не уступающим друг другу по вкладу в историю нашей страны. В роду были военачальники (генералиссимус Александр Васильевич Суворов), политические деятели, директор императорских театров и музеев, анархист Бакунин, а также – художник–академист В. Всеволожский. Его натюрморты и пейзажи были естественным сопровождением для бабушкиных повествований.
Все это, как я поняла только сейчас, меня постепенно формировало. Корни – это традиции, честь, устои, которые не можешь нарушить. Они – моя внутренняя поддержка, и отсюда, возможно, мое стремление довести все до совершенства, до победы.
А без дерзости дизайна как искусства быть не может, это всегда сражение, причем большей частью с собой.
Ты – перфекционист. Это создает дополнительные сложности на стадии реализации?
Ю.Ч. Да, но это и есть творчество, и сложности, которые происходят в рабочем процессе, большей частью заказчикам не видны. Если они принимают результат как должное — значит, я хорошо справилась. И неважно, что это за проект: большой или маленький, престижный или нет, я всегда подхожу к работе как самой важной, единственно важной и делаю ее уникальной.
Есть мнение, что дизайнеры стремятся «прицепить» к любому интерьеру знакомых строителей потому, что получают от них деньги. Так ли это?
Ю.Ч. Очень жаль, если кто-то так поступает. Для меня дело совсем не в этом, а в навыках, знаниях и, если угодно, принципиальной установке строителей. Если они готовы реализовывать идеи дизайнера и стремятся расширять свои возможности, все будет в порядке. Выполняя проект, мы ориентируемся на профессионалов, способных воплотить в жизнь сложные, нестандартные элементы, придуманные именно для этого интерьера. Мы еще в ходе проектирования обсуждаем со строителями, как лучше сделать что-то, возможно ли это в принципе, и вместе ищем решение.
Если заказчик предложит бригаду, которая способна работать по-настоящему качественно, я, разумеется, не буду возражать. Но это риск, потому что такие мастера — редкость, и от добра добра не ищут.
Ведь даже в простых, казалось бы, проектах приходится идти на компромисс и при этом держать в голове всю картину будущего интерьера, чтобы потом все цветовые нюансы, рисунки, фактуры, стиль, сошлись и создали уникальную, единую картину.
Кстати, стиль для тебя — это канон или канва для нового рисунка?
Ю.Ч. Скорее канва, вариации на тему того или другого стиля, поиск вдохновения, но в какой то мере и канон, из которого возможен только оправданный, выверенный выход.
Изучая историю искусств, нельзя не полюбить какой-либо стиль или какое-либо время, но слепо воспроизводить исторический стиль или даже современное направление нелепо. Получится подделка, лишенная внутренней связи и с автором, и с заказчиком.
Мне лично импонирует ар-деко: стиль на переломе эпох, в котором восхищение прошлым соединяется с надеждой на будущее, а декоративный потенциал раскрывается с редким изяществом. Сейчас, как мне представляется, время объединения стилей. Для этого недостаточно знать, нужно чувствовать и выражать эмоции в пространстве. Тактично, потому что иначе результат будет вызывать отторжение.
А как ты представляешь себе баланс личного и универсального в интерьере?
Ю.Ч. Очень интересный вопрос! Как раз о наболевшем — я, конечно, за индивидуальность, но как же я сожалею, когда попадаю в дома или квартиры людей, которые делали планировки а ля – «а мне так удобно» или «мне же здесь жить», или «у каждого свой вкус». Пространство, в котором мы работаем, как нельзя лучше иллюстрирует ответ на этот вопрос, а именно: все, что продумано профессионально, я уверена, подойдет для любого сценария жизни человека.
Интерьер должен быть универсален, продуман с планировочной и с инженерной точек зрения. А индивидуальность – это совокупность предметов, деталей, текстиля, цвета, и хорошо, когда в интерьере есть предметы искусства, антикварные вещи, картины. Все это создает его образ, личностный образ как самого интерьера, так и людей, живущих в нем.
Хороший интерьер не стареет, он не требует кардинальных изменений.
Ссылка на источник: http://www.forma.spb.ru/archiblog/2016/04/20/julija-cherkun/